Наша экспедиция занималась изучением влияния человека на северную природу и работала в Большеземельской тундре, в окрестностях города Воркуты. Исследовательские маршруты охватывали и предуральские тундры в районе Большой и Малой Усы, и сами хребты Полярного Урала.
«Захват» территории
За период с начала 1930-х годов здесь, на базе Воркутинского угольного бассейна, сформировался конгломерат посёлков и большой современный город с населением почти 200 тысяч человек, развитой инфраструктурой – сетью дорог, значительными площадями сельскохозяйственных угодий, угледобывающими шахтами и обогатительными фабриками (всё, о чём я пишу, было до начала 1990-х гг., сейчас много изменилось). К Уралу была проложена железная дорога Чум-Лабытнанги, вдоль которой со временем появились станционные посёлки, два крупных посёлка – геологический, у разъезда 110 км, и Харп на р. Соби, уже на восточном склоне Полярного Урала.
Одним из биологических индикаторов для фиксации антропогенных перестроек в природных комплексах тундры были выбраны птицы. Уже в первый же год я отметил, что освоенные человеком и значительно изменённые в результате его хозяйственной деятельности окрестности города и посёлков, а это сотни квадратных километров, привлекали внимание нескольких видов птиц – ворон, канюков и ряда других. Эти птицы чаще других «пользовались» всеми благами, которые предоставлял им человек. Помойки и свалки с огромными скоплениями пищевых отходов обеспечивали безбедное существование и прокорм не только самим взрослым птицам, но и их потомству. Окрестности населённых пунктов из-за запылённости снега раньше, чем окружающая тундра, освобождались от снегового покрова, и здесь им было раздолье для устройства гнёзд. Такая «тактика» давала местным птицам-синантропам существенное преимущество для «захвата» территории. В эту группу своеобразных спутников человека я отнёс бы и длиннохвостого поморника, удивительную птицу, одну из самых шумных на Севере. Интересно, что в пределах Воркутинского промышленного конгломерата, там, где особенно много было скоплений всякого мусора и помоек, этот вид поморников стал одним из основных синантропных видов, «жил» за счёт помоек, за что мы и прозвали его «помойником». Его своеобразную тягу к всевозможным местам появления человека в Арктике – у промысловых изб, даже кратковременных стоянок, селений и точкам скопления отбросов, я наблюдал и на Новой Земле, и на Вайгаче, и в Малоземельской тундре. В высокой Арктике, где наблюдается вообще дефицит пищи, эта птица любила концентрироваться у птичьих базаров, где всегда можно было чем поживиться – то подобрать упавшего из гнезда и уже мёртвого птенца, а то и вообще украсть яйцо или ещё живого птенца.

Автор Николай Вехов
читает Евгений Базаров
съёмка, монтаж Юля Шлентова

свернуть